- Пои ее маковым молоком, Анна. Она успокоится, сможешь кормить ее. Ей силы нужны.
Девушка в доме начала кричать. Харриет слушала минутку, потом продолжила:
- Зря ты в поместье приходила. Не нужно было. Сама говоришь, грозились забить девочку камнями. Теперь причин нанести вам вред еще больше. Забери ее, спрячь где-нибудь. Уведи подальше, чтобы никто не слышал криков. Сама спрячься.
- Где? - ядовито спросила Анна.
- Найди. Должно быть место. В лесах есть избушки лесорубов. В горах - охотничьи домики. Уйди, Анна. Я тебя не оставлю, буду помогать. Вместе позаботимся о твоей дочке.
- Уйду, - поникла, ссутулилась Анна. - Мне есть куда уйти. Спасибо, Харриет.
Харриет погладила Анну по рукаву, взялась за калитку. Хотела уходить.
- Для него делаешь это? - спросила ей во след Анна.
- И для него тоже, - горестно отозвалась Харриет, - Прости меня за это.
Маковое молоко подействовало. Опоенная, одурманенная Катриона, которую Анна вела, крепко обняв правой рукой за талию, зевала и еле волочила ноги. Зато не вырывалась, не делала попыток сбежать. Самое главное, она не кричала - дитя в утробе, которому от матери досталась доля сонного зелья, не брыкалось. Рядом Харриет катила садовую тачку, на которой уместился нехитрый скарб семейства Монро.
Вышли они незадолго до наступления темноты, чтобы не натолкнуться в полях на фермеров, в лесах - на дровосеков. Шли укромными тропками, бегущими сквозь заросли, сговорившись сторониться широких дорог.
- Далеко идти? - спросила Харриет, животом и грудью налегая на тачку, колеса которой увязали в высокой, повядшей траве.
- Не далеко. До Круга друидов, и в Каледонский Лес, - ответила идущая немного впереди Анна.
- Ясно, - отозвалась Харриет. Каледонский лес, дикое место, чтобы в нем выжить одинокой женщине. Простирающееся до самых Грампиан древнее царство деревьев - там в темных высотах щелкают клесты, меж сосен бродят туры и кабаны, ночью на возвышенностях воют волки. Отчего-то верилось, что Анна в лесу освоится.
Они миновали холм, на котором наподобие короны высились зубья кромлеха. Прошли мимо одинокого камня, углубились в лес. Недолго шли меж позеленённых мхом стволов сосен, осин и берез. Птицы замолкли, было так тихо, что даже звенело в ушах. Стремительно наползала тьма.
- Не бойся, мы не пойдем глубоко в лес, - сказала Анна, - назад я тебя провожу, тут немудрено заблудиться.
Вскоре женщины очутились перед оврагом, на дне которого Харриет увидела землянку. Перед землянкой в темноте можно было различить полуразрушенные очертания заброшенного колодца, возле которого росли непонятные синие цветы. Они источали слабое свечение.
- Нора, - сказала Катриона, поднимая и снова смежая опухшие веки.
- Нора, - повторила Анна, - Вот мы и пришли.
Бережно она свела сонную дочку на дно котлована. Харриет выбрала другой, более пологий склон, развернула тележку, и пятясь назад, вскоре тоже оказалась у входа в землянку. Оставив тачку на улице, она вошла внутрь вслед за Анной и Катрионой.
- Застели пледом кровать, - попросила Анна, кивком головы указывая на скомканную тряпку на полу, - Уложим Катриону.
Харриет подобрала плед, несколько раз сильно его тряхнула, освобождая от пыли, и покрыла им грубо сколоченную лежанку у окна. Сходила к тачке за чистой простыней, постелила ее поверх пледа.
- Напрасно, - заметила Анна, поддерживая Катриону, - она ее загадит. Нужна солома, или ветви с листьями. Стирать на нее мне тут негде.
- Пусть хотя бы день поспит по-человечески. Сейчас же она спокойна. Укроем ее одеялом.
Анна не стала возражать. Катриону уложили. Она запрокинула назад стриженую голову и больше не шевелилась. Анна стала искать веревки, чтобы привязать спящую дочь.
- Думаешь, это нужно? - спросила Харриет, чувствуя, что сердце у нее заходится от горя. Мать Катрионы взглянула на нее едва ли не насмешливо.
- Это необходимо, поверь мне. Я-то знаю, на что она способна. Если убежит в лес, живой оттуда не вернется - звери разорвут.
Они смазали и забинтовали чистыми тряпками раненые запястья и лодыжки, обмотали их найденными веревками, которые привязали к ножкам лежанки так, чтобы максимально ограничить свободу движений больной.
- Всё. Спасибо тебе, - поблагодарила, распрямляясь, Анна. - Дальше я сама справлюсь. Осталось малое: занести вещи, затопить камин, нагреть воды.
- Где ты ляжешь? - Харриет тщетно оглядывалась в поисках хоть какой-то завалящей подстилки. Грубый стол, несколько пеньков, заменявших собой табуреты - все, что было в новом жилище Анны.
- Найду, - отмахнулась Анна, - Прямо на полу, у очага. Подстелю под себя свой шерстяной платок. Он теплый. Или улягусь на стол. Я не прихотливая.
- Как смогу, притащу тебе соломенный тюфяк. Завтра жди к вечеру с продуктами. Ты пои ее молоком. Не забывай.
- Хорошо. Пойдем, провожу тебя, пока спит...
- Пойдем, - Харриет направилась к выходу, но задержалась, - Анна, скажи, что это за место?
- Здесь, - тихо ответила из темноты Анна, - я вынашивала Катриону. Здесь же ее родила. В норе.
Больше ни о чем Харриет спрашивать не отважилась.
Нью-Йорк, США, XXI век.
На окраине крохотного скверика, засаженного яворами, и кое-где отороченного зазеленевшим самшитом, стояла вырубленная из цельного куска гранита скамья. На скамье сидел человек, одетый в длиннополый двубортный сюртук, тесные гамаши и грубые старомодные ботинки с квадратными носами. Небрежно завязанный, сбившийся набок платок заменял человеку галстук, высокий цилиндр лежал рядом с хозяином. У человека было доброе, вдохновенное лицо сказочника, грустный взгляд, устремленный на кроны деревьев. На правом колене он держал раскрытую книгу. По скверику гулял ветерок, но страниц книги он не переворачивал. Книга была полностью отлита из бронзы, как и вся фигура сказочника.